Мне было 5 лет, когда началась война. Был солнечный красивый день. Мы с другими детьми играли на улице, вдруг услышали крики, плач, подбежал мальчик и сказал, что началась война. Все дети побежали по домам. Прибежав домой, я увидела папу и маму, которые стояли и слушали по радио сообщение о начале войны. Радио у нас было в виде черной тарелки. Вдруг мама срывает со стены это радио, бросает его на пол и топчет ногами, как будто этим могла остановить войну.
На третий день мы услышали шум мотоциклов, в нашей деревне уже были немцы. Все руководство ушло в подполье и начало организовывать партизанские отряды. На следующий день немцев в деревне уже не было, на них напали партизаны.
Через несколько дней немцы появились снова, они были очень злые и всех нас называли партизанами. В этот же день всех жителей, кто не спрятался, согнали в церковь, закрыли двери, облили церковь бензином и хотели поджечь. Но в это время на площадь к церкви подъехал мотоцикл, из него вышел какой-то немецкий начальник, немцы переговорили, нам открыли двери и разрешили уходить по домам. После того, как пришли домой, родители стали собираться в лес.
Немецкие самолеты летали со страшным воем (их называли рамы), потом с самолета выбросили листовки, чтобы все сдавались, а в конце листовки было написано: «Пеките лепешки и ждите бомбежки». На следующий день многие ушли в лес, оставались, в основном, только те, кто потом поступил на службу к немцам. Уносили с собой самое необходимое: продукты питания, кружку, ложку, уводили коров, остальную живность выгоняли из сараев на улицу.
Во время этого похода (бегства) налетели самолеты, началась бомбежка, строчили пулеметы, спасение было только для тех, кто дойдет до леса, тогда погибло очень много людей. Мой папа нес мешок сухарей, но, когда началась бомбежка, он и их бросил.
Шли до вечера, уходя далеко в лес. Когда стало темнеть, устроили место для ночлега, ломали ветки ели, чтобы на них уложить детей спать. Костер разжигать было нельзя. Многие ушли, пользуясь темнотой ночи, хоронить тех, кто не дошел до леса. На следующий день копали землянки, устраивая место для стоянки лагеря для тех семей, у которых родственники ушли в партизаны.
Предатели передали немцам списки тех, кто ушел в партизаны, и всех их родственников, кто не успел уйти, расстреляли.
Партизаны постоянно нападали на немцев, поэтому они проводили карательные операции в лесу. Нас, конечно, партизаны предупреждали об этом заранее. Немцы, прочесывая лес, шли на расстоянии 10 метров друг от друга, впереди себя на поводке вели собак – овчарок, а мы бежали впереди, пока они не прекращали погоню. Возвращаться на старое место стоянки лагеря было нельзя, потому что немцы знали, где он расположен. Начинали искать новое место для лагеря, рыть землянки, и так каждый раз, и зимой, и летом, все долгих четыре года. А карательные операции немцы проводили каждый месяц, а то и чаще.
Но, как говорится: «Война войной, а обед по расписанию». Нужно было кушать всем, в том числе, и партизанам. Значит, надо пахать, сеять, убирать урожай. Для этого партизанами была организована бригада взрослых во главе с моим отцом Зинько Аркадием Иосифовичем, которая обеспечивала всех нас зерном и другими продуктами. Начиная с весны и до осени, родители работали на огородах своей деревни. Они уезжали рано утром и приезжали поздно вечером. Урожай после уборки прятали в лесу, копали очень глубокие ямы, складывали в них собранный урожай и закапывали, чтобы немцы не нашли, а если находили, то обливали бензином и поджигали.
Мама каждый день, когда приезжала с работы на огороде, ставила тесто, утром замешивала его, накладывала дрова в печку и уезжала снова в поле. Я же чистила картошку, натирала её на тёрке для драников, топила печь, разжигала костер. К этому времени уже приходили партизаны с задания и помогали мне, держали лопату, а я накладывала тесто, ставила крестик, и хлеб ставили в печь, а потом пекли драники на костре, кто-то из партизан снова держал сковородку, а я накладывала тесто для драников. Когда приезжала мама, она вынимала уже выпеченный хлеб.
Партизаны приходили с задания усталые, иногда приносили табак, курили, рассказывали, как прошел день, сколько эшелонов пустили под откос, рассказывали анекдоты, пели песни и в это время казалось, что не было войны. А на утро все начиналось снова: самолеты, бомбежка, стрельба из пулеметов.
Немцам очень много помогали латышские полицаи. От нашего села до Латвии было очень близко, дорога была булыжная. Полицаи приезжали на велосипедах. Тех, кто был в поле, они расстреливали, даже детей. Родители, когда уезжали в поле, очень боялись их. Однажды они чуть не погибли. Весь этот ужас я видела своими глазами.
Последний год войны немцы, видя безысходность, были очень жестоки. Если ловили партизан, пытали, вырезали звезды на теле, вешали для устрашения других партизан.
В конце войны партизаны передали отцу, что его ищут немцы, потому что он был в списке партизан, и нам было предложено уйти далеко в лес, отдельно от других партизанских семей. Мы ушли в топкое болото.
И вот мы услышали выстрелы нашей дорогой «Катюши». В это время мы находились на берегу Освейского озера. Мы видели с горы, как впереди уходили немцы, а за ними наши «Катюши», мелькая своими огоньками. Все кричали, плакали, подбрасывали шапки, падали, обнимали и целовали землю, радости не было предела. Так как на острове не было лодок, чтобы переехать на берег села, мы все кричали: «Перевоз!» И с другой стороны приходили лодки и перевозили нас.
Когда мы пришли на то место, где стоял наш дом, там стояла одна труба от печи, железная кровать и вокруг высокая трава. Но жизнь продолжается, мы снова начали копать яму для землянки и устраивать свой быт.
После окончания войны в Освее мы прожили год. В связи с тем, что село было полностью сожжено, нам дали направление на постоянное местожительство в г. Пинск, где я проживала до 1965 года. Прошло 50 лет, и в моей памяти ожили воспоминания: сожженная церковь, место, где стоял наш дом, все эти ужасные годы, все воспоминания о той страшной войне.
В 2013 году в Белоруссии Верхнедвинский район Витебской области был приравнен к мемориальному комплексу «Хатынь».