Проводы отца на войну

Когда объявили, что началась война, я помню только крики женщин и детей, то в одном, то в другом дворе. Многие выбегали на улицу, чтобы сообщить страшное известие — радио тогда ещё не было — и буквально орали бешеными и непонятными криками, обнимая друг друга, знакомых и незнакомых, близких и родных, соседей и друзей. Мужчины собирались группами, обсуждали новость и твердили, что война будет недолгой и продлится не больше 2-3 месяцев.

В этот день домой из степи на тарантасе приехал мой отец, Перепечёнов Яков Иванович (в семье мы его звали папашей). Он работал табунщиком в колхозе и очень любил лошадей. Ещё он был членом общества охотников в нашем селе. Каждый охотник имел свое, звериное или птичье, прозвище, которое являлось обязательным и, можно сказать, привилегией для каждого из них, потому что они не только охотились, но и занимались охраной природы. У папаши было прозвище — Калан (морская выдра), следовательно, мы, его отпрыски, звались  каланятами, а мама — каланихой. Нас до сих пор помнят в Пришибе под фамилией Калановы, а вовсе не Перепечёновы. Так вот, отец подъехал к дому, спрыгнул с повозки, оставив в ней охотничье ружьё, легко прикрытое сеном, и зашел в избу. Мой двенадцатилетний брат Алексей оказался тут как тут, подошёл к тарантасу и дедушка Иван Калиныч. Алёша взял ружьё, направил его на дедушку и попросил посмотреть в дуло, заряжено оно или нет. Дед не успел и слова молвить, как Алексей нажал на курок, и ружьё выстрелило. Благо, что дедушка стоял немного сбоку, и ему досталась только пара дробин, в мочку уха и вскользь по нижней губе, и большое количество пороха. Лицо у дедушки тут же стало всё в синюю крапинку. Дробь была под зайца, но она пробила дверь в сенцы и разбила зеркало, висящее на стене напротив. Деду оказали помощь, Алёшке выдали всё, что полагается. И тогда же было сказано, что разбитое зеркало к несчастью…

Через два с небольшим месяца пришла повестка из военкомата — явиться срочно! Папаша проездом из степи в райцентр Енотаевку попрощался с нами — кто был дома. Через несколько дней из Енотаевки, где были сборы, передали, что отправлять мужчин будут пароходом вверх по Волге в сторону Сталинграда.

Подсчитав время прибытия парохода в Никольское, где будет остановка для прощания с родными, мама стала собираться. Поехали мы с утра на лошади, запряженной в телегу. С нами были ещё несколько женщин. Они шли пешком, время от времени садясь для отдыха на телегу, на которой лежали продукты и одежда. Ехали молча, иногда останавливались. День был очень жаркий, вокруг ни деревца, ни кустарника, все были в неопределенном, напряженном состоянии — встретим ли своих… Кто тихо плакал, кто причитал, и каждый думал о том, что ждёт их там, у пристани.

Доехали! Ждали пароход долго, все устали, истерзались, измучились… Вдруг кто-то крикнул: «Пароход!» Все кинулись на причал, не думая о том, что могут поломаться перила, и люди угодят между причалом и пароходом. Мужчины еле сдерживали натиск этой обезумевшей толпы.

Неожиданно на берегу появился наш пёс Тюльпан, который прибежал сам проводить своего хозяина, преодолев несколько километров неизвестного ему пути. Он с разбегу прыгнул на палубу ещё не пришвартовавшегося парохода, нашел папашу, бросился ему на грудь и взвыл, как будто предчувствовал, что это последняя встреча. Оторопевшая людская волна сначала умолкла, а затем поднялся сплошной крик-вой женщин, детей, встречающих и тут же провожающих своих детей, мужей, отцов в нечто неизвестное, мрачное, холодное… Многие так и сказали: «Боже! Собака чувствует, что хозяина везут на бойню!» Эти страшные слова всю жизнь и до сих пор преследуют меня.

Мы стояли с мамой на берегу и ждали, когда же подойдет папаша. Благодаря Тюльпану они быстро нас нашли. Обстановку описать было невозможно: крики, стоны, вопли, вздохи… Наконец папаша подошёл, взял меня на руки, поднял высоко над головой и сказал маме: «Маня! Береги детей наших, это твое богатство, а Марусеньку лечи, чтоб не осталась слепенькой (у меня сильно были воспалены глаза)». Передали мы ему всё, что могли — кое-какую еду и одежду.

Долго прощаться не пришлось, прозвучала команда на посадку к отправке. Папаша снял с меня красную косынку и ушёл. На отваливающий пароход смотрели все, некоторые даже бросались в воду, и каждый из толпы искал взглядом на палубе своего родного человека. Нам хорошо была видна носовая часть, и мы думали, что отец там. Но он оказался на корме, и пока пароход шёл до поворота реки, мы видели, как он махал нам той самой красной косынкой. Вот и всё, больше мы его не видели…

На обратном пути женщины плакали, не было никаких разговоров, все измучились и опухли от слёз, и только одно обстоятельство привело нас в сознание — это кукла. Кукла, подаренная отцом на причале, на которую там никто не обратил внимание. Он купил её в Енотаевке на память нам с сестрёнкой Милей. Такой ни у кого не было на нашей улице — говорящей и с закрывающимися глазами. Хранилась она долго в нашей семье, пока не истлела и не рассыпалась от времени.

На руках у мамы осталось четверо детей, приемный дедушка 73 лет. Работала днём в колхозе, ночью — дома, шила на старой швейной машинке «Зингер» платья, шубняки, бахилы, паруса. Каждую весну маму брали на окот овец. Старшая сестра Аня рыла окопы, брат Алексей тоже был в степи с отарой, маленькая сестра Миля была при матери. Я одна оставалась дома. В войну не обращали внимания, как и с кем остаются дети. Трудно даже вспоминать это, а жить так — тем более.

Постоянно ждали весточки с фронта. Отец был безграмотным и за полгода прислал только одно письмо и открытку. Он попал на донское направление, в самую мясорубку зимой — весной 1942 года. Только летом мы получили извещение о том, что отец умер 30 марта 1942 г. от тяжелых ран в полевом военном госпитале на территории Украины под городом Славянском и похоронен в селе Голая Долина.

В годы Великой Отечественной войны с. Голая Долина стало ареной кровопролитных боев (конец 1941 — начало 1942 гг. и сентябрь 1943 г.). В народе это место прозвали «Долиной смерти».

В селе, которое сейчас называется Долина (20 км от г. Славянска, Украина), воздвигнут мемориальный комплекс 1373 советским воинам, погибшим  в период Великой Отечественной войны.

Что там сейчас, неизвестно. В интернете есть двухлетней давности фото мемориала с испорченными чеканными панно.


Фото