Все, что осталось, — помнить…

Римма Михайловна Красильникова – коренная астраханка, бывший директор областной научной библиотеки им. Н.К. Крупской.

Никто из класса не вернулся

Мой брат, Красильников Геннадий Михайлович, едва закончил 10-й класс,  как началась война.  Все мальчишки его класса сразу же пошли на курсы в автошколу. Глубокой осенью 1942 года этих ребят отправили в Сталинград. Я помню, как мы с мамой  (папа уже был на фронте) провожали брата с 17-ой пристани. Брат прошел войну,  начав рядовым, потом окончил курсы танкистов в Кургане, получил звание младшего лейтенанта,  принял танк, с которым направился на фронт. Он дошел до Берлина уже старшим лейтенантом. Было ему на ту пору всего 20 лет. В своих  письмах с фронта он не рассказывал о своих боевых действиях, только в последнем письме за два дня до гибели  написал:  «Остался последний бросок,  и победа будет за нами».

И в этом последнем бою 26 апреля 1945 года он погиб. В извещении, которое мы получили после дня Победы,  указано место его захоронения: это западная зона Берлина,   провинция Брандербург, где-то около 40 км от Берлина.  Мама не хотела верить, что он погиб, тем более что спустя некоторое время пришла нам посылка из его части. Потом выяснилось, что прислали нам ее товарищи брата, которые очень любили Гену и с его слов знали и о маме, и обо мне. Хотели сделать нам приятное, смягчить горе.

 Брат был награжден орденами Красной Звезды и двумя орденами Великой Отечественной войны, которые не успели ему вручить. Их вручили маме в облвоенкомате. Брат присылал нам в письмах благодарности главнокомандующего Сталина за участие в боевых действиях. У меня сохранились эти благодарственные и некоторые фронтовые письма брата, пожелтевшие треугольнички.   А горе было не только у нас:  почти никто из одноклассников моего брата не вернулся с войны.

Война все время была рядом

Воевал и мой отец, Красильников Михаил Яковлевич, с 1942 года. Призван был прямо с места нахождения в море, получил ранение. Вернулся  он в 1943-м, долечивался в госпитале Астрахани.

Воевал и мой крестный отец, Репин Андрей Николаевич. Он был на фронте военврачом,  работал врачом и после войны – в поликлинике имени Пирогова.

Война все время была рядом. Помню, как несколько раз бомбили город. Мы отличали по звуку немецкие самолеты от наших. Немецкие летали со страшным воем. Первая бомба попала в Лебединое озеро. Видимо, она предназначалась  красным казармам,  где находилась воинская часть. Вторая бомбежка:  бомбили нефтехранилища поселка Ильинка на Трусово. Несколько дней город был объят черным дымом. Затем было несколько бомбежек в стороне железнодорожного моста, к счастью, неудачных,  мост не был поврежден.

 Помню, как хоронили в Братском саду красноармейцев, погибших на подступах к Астрахани. Не один десяток гробов выносили из Кремля через главные ворота и закладывали в общую могилу. Мы присутствовали на похоронах. Было страшно и горько.

Ждали и верили

 Как жили мы?  Ждали,  верили,  помогали  своим родным как могли.  Несколько раз в школе объявлялся сбор посылок для фронта. Мама вязала шерстяные носки и варежки с двумя пальцами (чтобы можно было нажать на курок винтовки или автомата). В посылку клали сухари, покупали на базаре табак. Я шила кисет,  а на кисете вышивала «Дорогой боец, после боя сядь, закури». Клали также белье мужское, которое было у нас для папы.

 Зимой 42-го мы, школьники, по льду переводили раненых, которых привозили к берегу  с трусовской стороны, к другому берегу, где раненых принимали врачи, медперсонал. Все годы войны мы  посещали госпитали, где давали концерты, читали раненым книги. Кто не мог писать, диктовали нам письма домой. Помогали нянечкам.

Все годы войны с раннего лета до поздней осени ежегодно работали в колхозе на уборке урожая. Городским детям было в чем-то трудно, но мы никогда не показывали вида и не жаловались: знали, что на фронте еще труднее.

Хорошо помню конец войны. Раннее-раннее утро, к нам  стучат в дверь и кричат: «Война  кончилась,  война кончилась!» Мы,  как и все,  выбежали на улицу. На улице народ плачет, все обнимаются, кричат. На душе – огромная радость и надежда: мы еще не знали о том, что наш Гена погиб.

Марина Паренская, корреспондент «Газеты ВОЛГА»


Фото


Документы