Рассказы на всю жизнь в душу вошли

Перед войной, мой папа, Звонов Александр Агапович 1903 года рождения,  жил с семьей в с. Разночиновка  Астраханской области. Вскоре, после начала войны, он был призван в ряды Красной Армии. После окончания кратковременных курсов был направлен на Юго-Западный фронт в стрелковый полк в качестве минометчика.  Воевал на Украине вплоть до своего ранения в январе 1942 года. Он не любил рассказывать про войну, а если что и говорил, то скупо с болью. Посмотрев кино про войну или прочитав  военную книгу, я иногда спрашивал его: «Папа, а ты много фашистов убил?» Он обычно отмахивался, переводил разговор на другое. Но однажды, я всё-таки его дожал. «Мы, минометчики, в атаку ходили редко — обычно стояли в недалеком тылу и били по целям, которые нам выдавали. Били по окопам, по огневым точкам, да и мало ли по кому и по чему мы били. А сколько фашистов положили мои мины, никто считал. Когда не было боеприпасов, особенно в обороне, становились в окопы. У меня не было винтовки, не полагалось по штату, поэтому в окопе был вместе со всеми. А если кого ранило или убивало, брал его винтовку. Вот так, сынок».

В конце августа 1942 года, отлежав в Астраханском госпитале восемь месяцев, папа вернулся домой инвалидом войны. На одной ноге у него не было пальцев, на другой одна пятка с открытой незаживающей раной. Каждый год папу клали в госпиталь на 1-2 месяца, но рана так и не заживала. Из-за этого наша семья в 1945 году перебралась в Астрахань. Как случилось, что он остался без ноги, он никому не рассказывал: ни маме, ни моим старшим братьям.

Узнал об этом я. В День Победы у нас во дворе или у кого-то из соседей накрывали столы, приходили соседи и родственники, народу обычно было много. Играла гармонь. Праздновали. Потом женщины уходили, оставив фронтовиков одних, и вот тут, захмелев, отец наш начинал вспоминать, петь фронтовые песни не только те, что пели по радио, но и которые в окопах сочинялись, частушки, прибаутки. А мы, пацаны, здесь крутились, слушали и, наверное, многим из нас эти рассказы на всю жизнь в душу вошли.

Их полк был на марше. Шли весь день. Ближе к вечеру подходили к реке Северский Донец. Папа был в первой колонне. «Ночью переходили по льду реку. Противоположный берег — крутой, обрывистый, высокий. И я уже половину реки прошел, когда первые бойцы вскарабкались  на него. Глядь, недалеко немцы, танки. Танки подошли к краю обрыва, и мы все как на ладони. Они начали бить по нам из пулеметов и пушек. Вскоре, прилетели четыре самолета, начали бомбить. Лед вскрылся. Не знаю или не помню, как я с льдины на льдину прыгал, как до берега добрался. Кругом тонут: «Братцы, помогите!» Танки бьют, самолеты бомбят. Отвели нас от реки, кто жив остался — окопался, огонь нельзя разводить. Немцы по огню из пушек садят. Утром пришли санитары. Обрезали мои обмотки и сняли с меня мои ноженьки вместе с ботинками».

В феврале 1948 года умерла моя мама, мне было 2,5 года, а впереди меня еще четверо братьев. И в это тяжелое, голодное послевоенное время папа мой остался солдатом. Он не запаниковал,  не запил «горькую», как это тогда часто случалось, он не разбросал нас по детдомам.  Он выстоял.  Около него мы все выросли, приобрели специальности и достойно прошли свои жизни. И пока он был жив, и после его смерти,  мы всегда были благодарны ему за это. Светлая память во веки вечные моему папе, солдату и великому труженику.

Отредактировала Юлия Литвинова, студентка АГУ


Фото


Документы