Бирюкова (Мамутова) Мария Алексеевна 1920 г.р., участница Великой Отечественной войны, гвардии ефрейтор, связист – телефонист телефонно–кабельного взвода.
***
Мы шли молча по канаве, тут было более безопасно, но, выйдя из неё, стали перебегать от дома к дому, боясь, чтоб не сшиб снайпер. В ушах гудело от взрывов. Когда Маша стала подходить к точке, минут десять бомбили и обстреливали, лежали убитые солдаты. Маша подошла к лежавшему с краю. «Мишка!» — воскликнула она. Встала на колени, на неё смотрели молодые неподвижные глаза. «Харьковский! — закричала Маша. — Посмотри это же Мишка!» Харьковский подошел, опустясь на колени, приподнял голову убитого. Это был совсем молодой мальчик. Ему всего 16 лет. «Милый сынок, убили варвары! Убили!» — тихо сказала Маша и отвернулась, но на глаза ей попалось стоявшее около убитого брезентовое ведро, в ведре плавали два еще не успевших размокнуть сухаря. Не успел даже поесть, подумала она. Теперь ничем не поможешь. Она повела глазами по убитому, у которого из левого бока стекала кровь. «Бедный наш плясун не уберёгся, — приподнимаясь, сказал Харьковский, – надо сказать ребятам, как стемнеет, так зарыть. Надо же придать его земле».
***
Клава Смирнова отошла от телефона:
— Бери, Маша, дежурь, пойду, может, усну минуток несколько.
— Только ноги спрячь под подушку, чтоб не оторвало, — бросила в шутку Маша уходящей Клаве.
Маша сидела и думала, вот в этот час ни выстрела, как будто и войны нет. А день чудесный! Она в мыслях побывала дома. Вспомнила маленькую дочку. Вынула из левого кармана гимнастёрки маленькую карточку, взглянула на улыбающееся личико маленькой девочки. «Доченька, золото моё, увижу ли я тебя? — а личико все смотрело с фотографии и улыбалось. – Увижу тебя, родная! Но знай, что трудно придется. Перед нами могучий, доченька, Днепр, а там – враг. Если бы ты знала, моя маленькая, что такое враг, и как тяжело с ним бороться!» Маша поцеловала карточку, вздохнула и положила в карман гимнастёрки.
***
Ночь надвигалась своей неизбежностью, она быстро окутывала своим темным ночным покрывалом. С вечера небо заволокло тучей, накрапывал дождь. От дыма и гари дышать было трудно. Горело село, языки пламени взлетали вверх и освещали поселок. Было трудно понять и разобрать, что происходило вокруг.
Плач детей, крики, причитания женщин, рёв скотины — все смешалось в одно. «Боже мой! — шла и думала. — Кошмар!»
Обратилась к Клаве: «Ты пойми, за что эти люди страдают, в чем провинились? Бьют, убивают, жгут, разоряют. Где же он Бог, что он смотрит, если он есть».
— Не говори, Маша, я как вспомню, не могу просто.
— О чем ты, Клава?
— А о том, как сегодня двоих детей от убитых матерей брали, тех, что в погребе.
— Да, это ужасно.
Девушки замолчали и шли молча. Они шли и думали об одном и том же. У них представлялся в глазах погреб.
Рвались снаряды, и вдруг кто-то из солдат услышал плач ребенка. Ребенок кричал, разрывая душу.
— Почему так кричит ребенок? — спросил Смирнов.
— А ты иди, посмотри, может, ребенок в погреб упал.
Смирнов долго не заставил себя ждать, быстро шмыгнул в сарай и заглянул в глубокую яму.
— Там что-то маленькое копошиться, но ничего не видно!
— На фонарь, — сказала Клава и сунула в руку Смирнова.
Струя света ослепила ребенка.
— Ребята! — воскликнул Смирнов. – Ребенок и мать в погребе!
На земле лежала молодая женщина, из груди струилась кровь. Длинная коса обвивала шею, как будто черная змея. Одной рукой она прижимала к груди ребенка, в другой руке крепко сжата детская шапочка, видимо, не успела надеть. Ребенок лет двух не понимал случившегося и требовал, чтобы мать встала. Он был весь в материнской крови. Мы забрали его с собой.
Волжанка
Маша Мамутова родилась и выросла в селе Забузан Красноярского района. Здесь же училась в школе. Перед войной переехала во Владимировский район. Окончила трехмесячные курсы трактористов.
Все давалось легко этой бойкой, веселой девушке. Работала так, что любовались другие, а по вечерам пела песни с девчатами за околицей. Голос у нее был звонкий, чистый, озорной. Но началась война. И девушка встала в ряды защитников Родины. Эти эпизоды о её ратных подвигах.
***
Второй год шла война против фашистских захватчиков. Стоял ноябрь 1942 года. Враг предпринимал отчаянные усилия, чтобы сбросить защитников Сталинграда в Волгу. Но с каждым днем росло их сопротивление, в то время как гитлеровцы исчерпывали свои последние резервы. Они еще поднимались в атаки, но это были усилия обреченных.
Маша Мамутова служила в эти дни телефонисткой в отдельной роте связи. Она должна была день и ночь держать связь полка со штабом дивизии. В минуты короткого затишья Маша засыпала с трубкой в руках. Когда связь нарушалась, а это случалось часто, Маша выбиралась из блиндажа. Где перебежками, а где и ползком она под разрывами вражеских снарядов и мин искала обрыв, сращивала кабель и возвращалась назад.
Однажды гитлеровцы предприняли на их участке фронта одну из бесчисленных атак. Наши бойцы отбили её, но на нейтральной полосе среди развалин домов осталось несколько наших раненых. Фашисты непрерывно обстреливали развалины из минометов. Красноармеец, попытавшийся подползти к раненым, был убит. Но нашлось еще несколько смельчаков, и среди них Маша Мамутова. Была она сильной, здоровой девушкой.
Первого раненого она вытащила быстро. Поползла за вторым, долго искала, пока не нашла его полузасыпанного битыми кирпичами. Взвалив на себя солдата, она поползла к своим окопам. Оставалось проползти каких-нибудь 10 – 15 метров. И в это время рядом разорвалась мина…
Очнулась она в санроте, когда ей делали перевязку. Один из осколков попал в руку, а несколько других перебили ногу.
На несколько месяцев была она прикована к госпитальной койке. А затем снова фронт.
***
В один из первых дней октября 1943 года часть, где служила Маша Мамутова, вышла к Днепру. Фашисты, бросив свои окопы, без боя отступили за реку.
Стояли последние теплые дни золотой осени. Кругом тишина. Как будто и войны на свете нет.
— Эх, девочки, помыться бы в чистой воде, — вздохнула одна из связисток Клава Морозова.
В это время подошел командир отделения, старший сержант Клюквин:
— Вечером, может быть, и придется покупаться, но не сейчас, — загадочно усмехнулся он.
Советское командование решило не дать врагу опомниться – ночью форсировать Днепр и захватить плацдарм на его западном берегу.
В полночь первые лодки и самодельные плоты тронулись в путь к вражескому берегу. В кромешной темноте, погрузив свое имущество в понтонную лодку, поплыли и связисты. Но не успели они проплыть и нескольких десятков метров, как черноту ночи вспороли вспышки ракет. Яростно застрочили пулеметы, на днепровской воде выросли фонтаны от разрывов снарядов. Фашисты обнаружили десант. Вокруг тонули лодки. Но вот первая лодка ткнулась в берег. За ней другая, третья…
К рассвету первый батальон выбил немцев из прибрежного села Бородаевки.
Гитлеровцы бросили все наличные силы на уничтожение десантников. После провала очередной атаки появлялись вражеские самолеты. Затем все повторялось сначала.
Беспрерывно рвалась связь. Маша и её товарищи то и дело ползли восстанавливать её. Кругом рвались снаряды, мины, «дудели» крупнокалиберные немецкие пулеметы. Исправив очередное повреждение, Маша побежала дальше. Вдруг сбоку что-то обожгло живот. Она по инерции пробежала еще метров двадцать и упала. Доползла до воронки. Осмотрелась. Пуля, вероятно, попала в нее уже на излете. Почти без труда она вытащила её. Кровь брызнула еще сильнее. Смеркалось. Наши части под прикрытием своих батарей стали высаживать новый десант несколько левее.
Один из матросов небольшого суденышка подобрал истекавшую кровью обессилевшую связистку и перевез её на наш берег.
После госпиталя Маша Мамутова догнала свою роту связи уже под Кривым Рогом. Дороги войны привели её через Тирасполь и Бухарест в Болгарию. Здесь она встретила светлый День Победы.
***
Демобилизовавшись, Мария Алексеевна Мамутова вернулась в Астрахань. Работала до последнего времени. Совсем недавно ушла на пенсию. Здоровье стало пошаливать. Сказались ранения и перенесенные невзгоды в годы войны. Сейчас все её заботы посвящены внучке.
Ратный труд М.А. Мамутовой отмечен шестью боевыми медалями. В том числе медалями «За отвагу», «За боевые заслуги».
— Пусть всегда будет на земле мир, — говорит она. — Пусть наши дети и внуки не знают, что такое война. Слишком дорогой ценой достался нам мир.
Ю. Стужин.
Комсомолец Каспия. — 1972. — 21 октября.
Фото
Документы
