***

Овчинников Игорь Николаевич Фронтовики

Виктор Леонтьевич Недоговоров родился 18 января 1903 года в г. Астрахань, в семье рабочего — рамщика, работавшего на лесопильном заводе. Окончил 3-х классное начальное училище и 4-х классное духовное училище в Астрахани. Так как семья жила бедно, работать начал с 1915 г. (в 12 лет). До 1921 г. работал слесарем, грузчиком, кочегаром, масленщиком на баркасе, потом машинистом на волжских пароходах. В ноябре 1921 г. Недоговоров В.Л. вступил добровольцем в ряды Красной Армии, окончил пехотно-пулеметные курсы.

С октября 1922 г. по октябрь 1925 г. был курсантом Объединенной военной школы им. ВЦИК. С октября 1926 г. служит в ряде конно-артиллерийских частей в должности помощника командира батареи, потом становится командиром батареи, а потом и командиром артдивизиона. Впервые в боевых действиях В.Л. Недоговоров смог поучаствовать во время конфликта на Китайско — Восточной железной дороге (КВЖД) в 1929 году. В 1930 году возвращается снова в Объединенную школу им. ВЦИК, где работает в должности курсового командира. В 1937 г. сдает экстерном экзамены за курс средней школы, а с марта 1939 г. работает преподавателем артиллерийской стрельбы артиллерийских курсов усовершенствования комсостава.

С июня 1941 года Недоговоров В.Л. убыл на фронт и находился все время в действующих частях. Участвовал в боях на Северо-Западном фронте, командовал артиллерийским полком. В феврале 1942 г. была сформирована 17-я истребительно-противотанковая артиллерийская бригада, командиром которой был назначен полковник Недоговоров.

Боевое крещение бригада Недоговорова получила под городом Торопец Тверской области, участвуя в наступлении 4-й ударной армии Калининского фронта. Под Ржевом Недоговоров воевал до весны 1943 г.

В августе 1943 г. бригада Недоговорова участвовала в наступательных боях на Смоленщине. Полковник Недоговоров был опытным воином, более 20 лет отдавший службе в Красной Армии и сделавший все, чтобы личный состав его бригады хорошо подготовился к наступательным боям. Расчеты орудий действовали в самых сложных условиях, отлично работала связь, была хорошо налажена разведка. Подразделения бригады имели опыт самостоятельных боевых действий. Недоговоров хорошо знал роль личного примера. Поэтому бойцы всегда видели его там, где смертельная опасность одинаково угрожала как рядовым, так и командирам.

В начавшемся 14 августа 1943 г. наступлении войск Калининского фронта 17-я истребительно-противотанковая бригада наносила удар на Духовщинском направлении в районе д. Кривцы.

После мощной артподготовки, в ходе которой бригада уничтожила и подавила несколько вражеских батарей, разрушила десятки дзотов и огневых точек, артиллеристы пошли в атаку вместе с пехотинцами. Двигаясь в боевых порядках стрелковых подразделений, орудия прямой наводкой поражали уцелевшие огневые точки, рассеивали скопления вражеской пехоты, не давая гитлеровцам перебрасывать резервы. Первая полоса обороны противника была успешно преодолена.

Фашистское командование бросило в контратаку тяжелые танки «Тигр», самоходные установки «Фердинанд», крупные силы автоматчиков. По приказу Недоговорова расчеты выкатили орудия на открытые позиции и вступили в огневое единоборство с врагом. Сам полковник находился на одной из батарей и лично руководил отражением контратаки. Потеряв несколько танков и большое число личного состава, захватчики отошли на исходные позиции.

На следующий день бригада Недоговорова снова сыграла решающую роль в отражении близ деревни Малеевка яростной контратаки пехоты и танков. И снова на самых ответственных участках боя находился командир бригады.

Рытвино, Кривцы, Плющево, Понизовье, десятки других населенных пунктов Смоленской области освободили от врага воины-артиллеристы 17-й истребительно-противотанковой бригады.

В этих боях бригада уничтожила 4 самоходных орудия “Фердинанд”, один танк “Тигр”, 45 противотанковых орудий, 3 артбатареи, 2 минбатареи, разрушила 50 дзотов и блиндажей, 75 огневых точек, 10 наблюдательных пунктов, уничтожила 100 автомашин и повозок с военными грузами, рассеяла до двух полков пехоты противника, подавила 9 артбатарей, 5 минбатарей, 25 противотанковых орудий, отразила несколько контратак танков, самоходных орудий и пехоты противника. Успехи бригады на Духовщинском плацдарме осенью 1943 года способствовали быстрейшему освобождению г. Велиж.

Недоговоров был награжден орденами Отечественной войны I степени и Красного Знамени.

В конце сентября 1943 г. Красная Армия завершила освобождение от фашистских захватчиков Смоленской области и вступила на белорусскую землю.

В ходе Невельской наступательной операции бригада полковника Недоговорова сражалась в районе г. Невель. 6 октября 1943 года бригада Недоговорова участвовала в прорыве немецкой обороны и выходе к дороге Невель — Городок — Витебск.

В самом начале наступления наших войск на Невель, в полдень 6 октября 1943 г., подвижная группа стремительным рывком достигла шоссе Невель — Городок, где завязался тяжелый и кровопролитный встречный бой с контратакующими гитлеровцами. Ситуация осложнялась тем, что группа сильно оторвалась от своих наступающих войск.

Для дальнейшего успешного наступления необходимо было овладеть деревней Дубровка, находившейся юго-западнее Невеля. Для этого из состава подвижной группы был сформирован отряд из роты танков с батареей противотанковых орудий и тремя автомашинами с пехотой, который возглавил полковник Недоговоров.

В ночь с 6-го на 7-е октября отряд Недоговорова, стремясь как можно быстрее выйти на железную дорогу Витебск — Невель в районе д. Дубровка, встретил превосходящие силы противника и принял неравный бой. Полковник Недоговоров лично ввел в бой орудия своей группы, сопровождавшие атаку танков. Еще в самом начале атаки он был контужен, но не покинул поля боя и руководил своими героями истребителями, пока не получил тяжелое ранение. Но силы были слишком неравными – до двух батальонов гитлеровцев, вооруженные танками и бронетранспортерами, атаковали отряд со всех сторон. Ночной бой распался на отдельные схватки, переходящие в рукопашные. В одной из них, когда в дело пошли штыки и гранаты, полковник Недоговоров был тяжело ранен осколком ручной гранаты. Будучи раненым в область почек, он не покинул поле боя и сумел вывести отряд из окружения.

В кровопролитном рукопашном бою полковник Недоговоров проявил личный героизм, уничтожив до 10 гитлеровцев.

В результате действий бригады Недоговорова были уничтожены и рассеяны до 2-х батальонов солдат и офицеров противника, 15 ПТО (противотанковых орудий), 2 артиллерийские батареи, 2 минометные батареи, разрушено не менее 25 жилых блиндажей с немцами, сожжено 5 автомашин с военными грузами.

Медики во фронтовом госпитале сделали ему операцию, но спасти командира не удалось. 12 октября 1943 года он скончался от полученных ранений.

Похоронили Недоговорова на Центральной площади в городе Велиж, который освобождала еще в сентябре его 17-я истребительно-противотанковая артиллерийская бригада.

Указом Президиума Верховного Совета от 4 июня 1944 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство полковнику Виктору Леонтьевичу Недоговорову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Столица нашей Родины Москва 7 октября 1943 года салютовала доблестным войскам, освободившим Невель, 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий.

Именем Недоговорова В.Л. названа улица в г. Велиж Смоленской области.

Николай Хлебников

Мундштук полковника

В конце августа 1943 года мне довелось вручать противотанкистам заслуженные награды. И первого я поздравил с награждением орденом Красного Знамени командира бригады полковника В.Л. Недоговорова. Подлинный ас-противотанкист, он своим воинским талантом, волей, решительностью и личным мужеством обеспечил успешные действия бригады в ходе всей Духовщинской наступательной операции. Бойцы, командиры и политработники этого соединения всегда и всюду с честью оправдывали звание истребителей танков.

Этот вид артиллерийской боевой работы в силу своей специфики накладывает особый отпечаток на ее исполнителей. Стрельба по танкам прямой наводкой, зачастую в упор, зачастую без пехотного прикрытия, умение быстро маневрировать огнем и колесами, вступать в бой с ходу, принимать мгновенно единственно правильное решение — все это требует от противотанкиста большой внутренней собранности, отличной реакции, громадного напряжения физической и нервной энергии.

Внутренний склад типичного командира-противотанкиста, естественно, отражается и на внешнем его облике, на всей его повадке. Таким был и полковник Недоговоров — волевой, резкий, энергичный офицер. Чрезвычайно быстр и подвижен, а взгляд серых глаз внимательный, пытливый, изучающий. «Поспешай, да не суетись!» — внушал он подчиненным. И еще: «В нашем деле главное — скорость, скорость, скорость!» Действительно, в противоборстве орудия, открывающего огонь прямой наводкой с 600 — 700 метров, и танка, мчащегося на это орудие, успех часто решают секунды. Остановить бронированную махину, подбить или поджечь ее с первых выстрелов удается далеко не всегда. Чтобы выйти победителем из этой схватки, противотанкисту надо иметь не только верный глаз, не только слаженную до автоматизма работу всего орудийного расчета, но и стальные нервы. Горячее сердце и трезвый, холодный расчет в бою — этими качествами в полной мере обладал сам Недоговоров, этому учил он и воинов бригады. Учил и многому другому.

Представьте себе закат августовского дня, опушку вечереющего леса, замаскированные орудия и тягачи, шалашик, близ которого по-домашнему гудит старенький тульский самовар. Вокруг самовара — кто на пеньке, кто прямо на траве — сидят командиры. Лица их бронзовеют в лучах заходящего солнца, выгоревшие гимнастерки обтягивают плечи. Сила и энергия юности видны в каждом движении. Лейтенанты в восемнадцать лет, капитаны и майоры в двадцать — двадцать два, сегодня они мирно пьют вечерний чай. В центре кружка — полковник в кожаной тужурке, туго перепоясанной широким ремнем. Худощав, рыжеволос, лет ему уже за сорок. Неторопливо тянет чай с блюдечка, обращаясь к юным собеседникам, называет их по имени-отчеству, расспрашивает о самом сокровенном. Это и есть Виктор Леонтьевич Недоговоров. Простой, сердечный человек — батя, как любят называть солдаты таких командиров. И если бы не четкая, лаконичная речь, в которой и в минуты отдыха чувствуется железный характер, трудно узнать в нем того орла, что известен всему Калининскому фронту.

Так они сидят у самовара, пьют чай, беседуют о самых будничных вещах, и вдруг, без всякого перехода, Недоговоров говорит: «Встречный бой есть как раз тот вид боя, где решающую роль играет инициатива командира. Кто опередит, тот выиграет, не так ли? Третьего дня батарея Плешакова выскочила вперед без пехоты, захватила Рытвино и удержала его до подхода пехоты. Успех? Да, успех. Но давайте разберемся в нем основательно. Давайте подумаем, почему артиллерия в том или другом случае может и должна брать на себя функции, в общем-то, традиционно ей не свойственные».

И начинается большой разговор. Не просто разговор — учеба. Виктор Леонтьевич Недоговоров не только великолепный практик своего дела. Он отлично знает историю военного искусства. Он рассказывает об артиллеристах князя Дмитрия Пожарского, о русской артиллерии в Полтавской и Бородинской битвах и в Брусиловском прорыве 1916 года, о той эволюции, которую претерпела артиллерия за сотни минувших лет, о возможностях, открывшихся перед ней ныне, и об умении использовать эти возможности…

… Навсегда останутся в памяти бои под Городком в октябре 1943 года.

Здесь, под Городком, фашисты предприняли ряд сильных контратак. Завязался ожесточенный встречный бой. Роте танков с батареей противотанковых орудий и тремя автомашинами с пехотой была поставлена задача овладеть деревней Дубровка, что поблизости от Городка. Небольшой этот отряд возглавил командир 17-й истребительно-противотанковой бригады полковник Недоговоров. В ночь на 7 октября Недоговоров повел свою группу к Дубровке. С противником столкнулись неожиданно, в полной тьме. В первые же минуты боя Недоговоров был контужен, но продолжал хладнокровно руководить боем. Несколько наших танков прорвалось к окраине Городка. Но силы были слишком неравными — до двух батальонов гитлеровцев с танками и бронетранспортерами атаковали отряд со всех сторон. Ночной бой распался на отдельные схватки. Пошли в ход штыки и гранаты. Осколком ручной гранаты Недоговоров был тяжело ранен, но вывел свой отряд из окружения.

Узнав, что Виктор Леонтьевич нуждается в срочной операции (осколок попал в область почек), я хотел немедленно отправить его самолетом в Москву. Однако наши медики сказали, что ранение настолько опасное, что Недоговоров не вынесет дороги. Ему сделали тут же операцию, но спасти героя не удалось, 12 октября он скончался. Похоронили мы отважного артиллериста в Велиже, в освобождении которого участвовала его бригада.

Полковнику Виктору Леонтьевичу Недоговорову посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. 17-я истребительно-противотанковая бригада воевала в составе нашего фронта до конца войны. И хотя к тому времени прошло уже полтора года после гибели командира, все у нас называли эту бригаду «недоговоровской». И еще один характерный штрих: один из офицеров бригады в октябре 1943 года был в Москве в командировке и привез оттуда мундштук Виктора Леонтьевича, который решено было вручить лучшему наводчику. В бригаде разгорелось соревнование за право стать обладателем этой реликвии.

Почему так долго не мог написать о нем, если не считать упоминаний в коротких корреспонденциях, переданных в толы войны с армейского узла связи? Ведь никого из тех, с кем воевал или встречался на фронте, я не мог бы поставить рядом. Этот вопрос не журналистский прием, он задан не читателю, а адресован только себе.

Наверное, нужны годы, чтобы все осело в сердце, отлежалось.

Вспомните, полковник, мы стояли там, в овраге, в деревне Плющево, от которой после отхода гитлеровцев оставались только головешки, совсем близко от неприятельской обороны, на «танкоопасном направлении». Вы были для меня старшим товарищем, больше чем товарищем, вы были моим пониманием советского офицера — воплощением мужества, ума, воли.

Все те долгие месяцы 1943-го мы были повсюду вместе: на командных и наблюдательных пунктах, в полках, в бою, а «тигры» и «фердинанды» пёрли друг за другом и загорались в сотне метров от нас или, пустив траурный султан дыма, уползали слыхать к себе. Мы были всегда вместе, кроме того дня.

… Недоговоров управлял своими пушками с НП, как дирижер слаженным оркестром. Зная, что истребителям надлежит пройти долгий и сложный путь ожесточенных боев, он изо дня в день терпеливо и настойчиво прививал людям умение, выносливость, солдатскую спаянность.

Выше всех военных качеств комбриг ставил маневренность, стремительность, подвижность, предчувствие, да-да, логически вытекающее из фактов предчувствие — в нужный момент оказаться там, где выгоднее для боя. «Истребительный полк должен ходить легко, как барс», — повторял он.

И еще: «Расчет должен знать цену своему орудию — быть уверенным в своей пушке, в себе, в своей батарее, в своем полку и бригаде — в этом, братцы, победа».

Недоговоровцы верили в это и побеждали. Запись в моем блокноте: «Комбриг созвал командиров полков и их штабы. Крупными, неторопливыми шагами расхаживал этот стройный, чуть выше среднего роста, человек по обширной землянке. Он идеально выбрит. Редкие волосы, если присмотреться, — с затаившейся сединой, аккуратно и старательно зачесаны. Небольшие глаза пристально и пытливо оглядывают каждого с головы до ног, как бы изучая: на что способен? Он рассуждает: «Противотанковый бой по самой природе своей заставляет мыслить. Зачастую несколько противотанковых пушек остаются против танков противника. А он силен, подлец. Надо его уложить на лопатки нашей волей, мастерством, хитростью. И поэтому тактика — наше первое дело». И далее: «Местность должна работать на пушку: оставаясь для врага неуязвимой, пушка обязана его видеть. Для того чтоб правильно поставить на позицию орудие, необходимо не только мыслить, но и чувствовать. Чувствовать местность и предугадывать действия неприятеля».

Он был новатором. В бригаде я часто вспоминал репетицию в знаменитом театре на Арбате, которую проводил маститый Захава. Он говорил: «Вахтангов будил в своих учениках мысль. Никогда не удовлетворялся одним решением, требовал их десятки на все случаи жизни». Вот эти слова вспоминал я на НП, у кирпичного завода, на подступах к Духовщине, перед штурмом. Как они подходили к Недоговорову!

НП размещался у окна, похожего на бойницу, примерно на пол-этажа ниже вершины не слишком высокой водокачки, и непонятно было, зачем вообще оно прорублено. Во всяком случае, тогда нам оно пригодилось. Но едва танки и сопровождавшие их орудия бригады вырвались вперед, НП ослеп, потому что бой перенесся на городские улицы, а здания церкви и школы заслонили обзор. Но по шатким ступеням уже взбирался связной одного из истребительных артполков. Командир его докладывал: подбито три неприятельских орудия у въезда в город, сожжена вражеская самоходка по ту сторону церкви. Церковь минирована. Бой шел метрах в четырехстах от нее.

Недоговоров тут же принял решение перебраться к этой самоходке. Комбриг с ординарцем, помощник начальника штаба по разведке капитан Недорубко, радист, автоматчик и я проскочили на машине по пустынной центральной улице к церкви, затем, прижимаясь к ее стенам, по одному, согнувшись в три погибели, пробежали полсотни метров до распластанной самоходки, служившей нам прикрытием.

— Как в первом ряду амфитеатра, — сказал Недоговоров. И верно: для партера далековато, для ложи бенуар — тоже неподходяще, мы ведь не сбоку, а в центре.

Несколько «фердинандов», сгрудившись вместе, вели ожесточенный обстрел наших танков, из которых два, прорвавшиеся дальше всех, остановились, но продолжали вести огонь.

В том, что «фердинанды» держались вместе, были одновременно и сила их и слабость. Они становились более уязвимы, как сбившееся стадо, но по одним и тем же целям низвергали такую лавину огня, что пробиться через нее казалось просто невозможно.

Задымил еще один наш танк, снесено одно из истребительных орудий. Два наших ствола, укрывшиеся за уцелевшей каменной стеной — все, что осталось от двухэтажного дома, — били из рук вон плохо: подкалиберные рвались в стороне. Потом выяснилось: оба командира вышли из строя. Недоговоров все это видел. Крикнув: «Со мной только Касым!» — он метнулся за церковь, следом — ординарец через мгновение, взревев, его «виллис» куда-то умчался. Мы не видели, куда, но, зная Недоговорова, не могли не догадаться о его смертельно рискованном маршруте.

Обогнув город, машина оказалась впереди нас, верней, впереди этих двух наших орудий, и неслась к ним со стороны неприятельской обороны. Маневр этот дал комбригу несколько минут, говоря языком шахматистов, фору, пока немцы не раскусили, чья она. Но этих минут Недоговорову хватило, чтобы подскочить к орудиям и взять на себя команду.

Со второго выстрела загорелся «фердинанд», тот, что стоял, чуть наклонясь вперед, так как его передние траки остановились на скате бугра, и он как бы повис. Но после этого поднялась дыбом земля вокруг орудия от беспорядочной пальбы самоходок. И тут сразу же в глаза ударил сноп огня — один, другой, прямо в стадо «фердинандов», и два взрыва потрясли округу. Две уцелевшие самоходки, как сцепившиеся жуки, попятились назад. Уже работали наши саперы, и танки, не дожидаясь полного разминирования, начинали преследование, двинувшись меж их красных флажков по узкой ложбине. Я до сих пор считаю чудом то, что Недоговоров тогда уцелел.

Полковник очень хорошо разбирался в людях и был добр к ним. В одном из боев вблизи его НП скосило пулей молодого солдата, очевидно, связного, пробиравшегося с донесением. Недоговоров мгновенно выбрался из окопа, втащил раненого, перевязал. Ординарец Касым сидел с виноватым видом: не успел опередить комбрига. Однажды из тыла бригады, куда заехал командир, надо было срочно куда-то отправить машины со снарядами. Начальник тыла отсутствовал, и к полковнику подошел с жалобой на шоферов старшина. Мол, утверждают, что двум машинам неожиданно потребовался ремонт.

— Какой еще ремонт? — спросил, подойдя к этим водителям, полковник.

— Капитальный, — хором ответили они.

— На капитальный ремонт, — сказал полковник, положа руку на кобуру пистолета, — даю пятнадцать минут. Понятно?

— Понятно! — хором ответили водители.

Ровно через четверть часа обе машины застучали заведенными моторами. Комбриг подошел к водителям, похлопал их по плечам и сказал старшине:

— Ведь золотой народ! А вы на них жаловались.

Они смущенно заулыбались…

Через три дня он представил их к медалям «За отвагу» за храбрость, проявленную в бою.

Его бригада не знала поражений ни на Смоленщине, ни в Калининской области, ни на белорусской земле, по которым прошла в боях.

Как-то вечером, велев своему ординарцу Касыму никого не пускать, он долго и сосредоточенно писал что-то, рвал, начинал снова. Я уже засыпал, когда, подняв меня с постели, он показал мне: «Ну-ка, ваше мнение, товарищ военный корреспондент!»

Я прочел: «Если ответить честно самому себе, почему доселе не в партии, наверно, правильным будет признать, боялся: сочтут неподготовленным, еще недостойным. Ежели мои предположения ошибочны, буду счастлив войти в ряды ВКП(б)».

На следующий день его приняли кандидатом в члены партии.

… Родившись в Астрахани, он очень любил Москву, в которой учился и от куда потом ушел на фронт. Когда бригаду выводили из боя или она находилась в обороне, в свободные вечера он говорил о столице, ее музеях и театрах, любимых полотнах в Третьяковке, о Подмосковье, его лесах и прудах, Химкинском речном вокзале.

— Вот бы увидеть Москву после разгрома Гитлера, — мечтал он, — разрастется вширь, поднимется ввысь, любо!

Нередко вспоминал отца-пенсионера, жившего в Саратове: «Как ему там?» А когда приняли в партию, письмо ему подписал: «Твой любящий сын Виктор — коммунист». Строкой же ниже: «Поздравь меня со вчерашним большим днем, отец».

… Бригаду вывели на краткий отдых, и я выехал на неделю в Москву. Виктор Леонтьевич просил передать семье письмо. Я это сделал сразу. Его дочурка Нина, школьница четвертого или пятого класса, удивительно напоминавшая отца, вручила мне наборный цветной мундштук. «Для папы», — сказала она.

От себя в подарок вез ему свежие помидоры. Шел октябрь, и это в равной мере для тыла и фронта было неслыханным деликатесом. Не знаю уж, за какую баснословную сумму приобрела их тогда мать на Тишинском рынке.

Перед выездом с фронта договорились с начальником штаба бригады: ее могли передислоцировать, и, чтобы не терять времени на поиски, в такое-то число к полудню на станцию Западная Двина должен быть выслан нарочный.

С мундштуком в наглухо застегнутом кармане гимнастерки, со свежими помидорами в лукошке, обтянутом плотной бумагой, прибыл я на станцию, дальше которой тогда поезда не ходили. И в полдень встретил солдата, совсем еще юношу.

Тары-бары. Где стоите? Что нового? Ты, брат, из штабной батареи? Лицо-то знакомо. Спасибо, что встретил. Как полковник? Дает вам жизни?

Он посмотрел на меня странно. И как мне показалось, с удивлением.

— Полковник? — переспросил он. — Убит полковник.

— Не может быть! — закричал я.

Налево был станционный барак, заменявший разбомбленный вокзал, впереди и справа несколько уцелевших домиков райцентра. Непролазная грязь, грязь и поле, пустынное поле, безлюдное, одинокое, каким почувствовал себя и я в тот миг, который вижу перед собой со всеми деталями вот уж сколько лет…

В штабе сказали: «Полковник представляется посмертно к званию Героя Советского Союза. Сверху приказали: реляцию писать тебе». И к тому времени немало написавший очерков и рассказов и не одну книжку, я писал полторы странички всю ночь. Командующий сказал потом:

— Поэма белым стихом.

Мундштук, который я привез, решили вручить вместе с документом политотдела после первого же боя достойнейшему.

И вскоре был этот бой.

12 пушек одного из полков бригады были поставлены против всяких правил, но, как учил Недоговоров, оторвано — батарея от батареи. Иначе было нельзя. Участок обороны велик. А противотанковых средств на этом участке больше не было. Но каждая пушка в отдельности и каждая батарея были поставлены именно там, где их поставил бы Недоговоров, там, где появились гитлеровские танки. В этом таился секрет «короля противотанковой обороны», как называл его командующий артиллерией фронта.

20-летний командир орудия, коммунист, старший сержант Сергей Токарский получил за тот бой привезенный мною мундштук, на котором выгравировано: «За отвагу. Истребил 100 фрицев, уничтожил танк, орудие и автомашину». Его представили и к ордену. Может быть, одесские комсомольцы разыщут его? До войны он работал счетоводом в колхозе под Одессой, на станции Дачная.

Потом в наступательном бою, поддерживая наши танки, артбригада Недоговорова, преследуя гитлеровцев, пересекла железнодорожную линию на Полоцк, отрезав отступление неприятельских составов.

Подробности знаю со слов тех, кто был с ним в ту несчастную ночь. Я в тот вечер смотрел «Фронт» во МХАТе. Искусство создавало почти правдоподобную картину. Кого-то убивали и здесь, но, к счастью, убитый после спектакля мог отправиться домой и скромно поужинать на актерскую литерную карточку.

Я прижимал к глазам маленький театральный бинокль, а в те же минуты автоматная очередь, полоснув по его животу, разрезала кожаный ремешок и висевший на груди полевой бинокль. Полковника вносили в машину. А я сидел в двенадцатом ряду партера, у самого прохода, и нестерпимо приторная завеса духов все время стояла за моим затылком.

Вспоминается раннее осеннее утро после ночевки в сожженной немцами деревеньке. Бригада была на марше. Лежим на широких, от стены к стене, в уцелевшем сарае нарах. Только что попарились. Надевая гимнастерку, Недоговоров говорил Касыму:

— Если со мной что случится, вещи отослать отцу в Саратов, возьмешь и сберкнижку. Тоже отцу. Дочь обеспечена. Адрес ты знаешь. Ясно?

— Ясно, товарищ полковник, — упавшим голосом ответил Касым.

А мне стало тревожно и неуютно.

— Мы выступаем в десять ноль-ноль. В девять — банька, чистое белье. Перед боем русский человек всегда надевает чистое.

… Разведывательная группа — две «тридцатьчетверки» — неуклюже перевалила железнодорожную насыпь, на тихом ходу вползла в казавшуюся обезлюдевшей ночную Дубровку. За ними, соблюдая интервалы, шел бронетранспортер. А замыкал группу «виллис» комбрига 17-й истребительной. Танки с бронетранспортером были уже на значительном расстоянии впереди, когда машина Недоговорова въехала в деревню. И в это время из крайних изб, слева и справа, метнулись тени и цветные трассирующие стрелы автоматных очередей понеслись в сторону машины. Недоговоров выскочил, швырнул одну за другой гранаты. Кто-то впереди дико вскрикнул, кто-то застонал, а комбриг, тихо охнув, опустился на землю. Радист и начальник разведки бросились к нему, водитель дал задний ход, а адъютант всю боль и ненависть вкладывал в огонь своего трофейного пистолета. Комбрига перевязывали уже в мчащейся машине. Через два часа его оперировали. Он умер, не приходя в сознание. А я в это время, всласть выспавшись в родном доме после спектакля, безмятежно пил утренний чай.

Похоронен он в городе Велиже, Смоленской области, на центральной площади. Указом Президиума Верховного Совета Недоговорову посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Мертвым при всем уважении к ним дозволительно говорить «ты».

Так прости ж меня, дорогой мой Виктор Леонтьевич, что рассказываю о тебе только теперь. Я не мог, поверь, НЕ МОГ это сделать раньше.

Смена. – 1974. — № 1142. – Декабрь.

Фото